Рекомендации для родителей "Что читать детям о птицах"
Рекомендации родителям «Что прочитать детям о птицах».
Н. Сладков «Вежливая галка»
Много у меня среди диких птиц знакомых. Воробья одного знаю. Он весь белый — альбинос. Его сразу отличишь в воробьиной стайке: все серые, а он белый.
Сороку знаю. Эту я по нахальству отличаю. Зимой, бывало, люди за окно продукты вывешивают, так она сейчас же прилетит и всё растреплет.
А вот галку одну я приметил за её вежливость.
Была метель.
Ранней весной бывают особые метели — солнечные. Снежные вихри завиваются в воздухе, всё сверкает и несётся! Каменные дома похожи на скалы. Наверху буран, с крыш, как с гор, текут снежные водопады. Сосульки от ветра растут в разные стороны, как косматая борода деда мороза.
А над карнизом, под крышей, есть укромное местечко. Там два кирпича из стены выпали. В этом углублении и устроилась моя галка. Чёрная вся, только на шейке серый воротничок. Галка грелась на солнце, да ещё и расклёвывала какой-то лакомый кусок. Уютное местечко!
Если бы этой галкой был я, я бы никому такое местечко не уступил!
И вдруг вижу — подлетает к моей большой галке другая, поменьше и цветом потусклее. Прыг-скок по карнизу. Круть-верть хвостом! Села напротив моей галки и смотрит.
Ветер её треплет — так перья и заламывает, так белой крупой и сечёт!
Моя галка кусок свой схватила в клюв — и шасть из углубления на карниз! Тёпленькое местечко чужой уступила!
А чужая галка хвать у моей кусок из клюва — и на её тёпленькое местечко. Лапкой чужой кусок прижала — клюёт. Вот бессовестная!
Моя галка на карнизе — под снегом, на ветру, без еды. Снег её сечёт, ветер перья заламывает. А она, глупая, терпит! Не выгоняет маленькую.
«Наверное, — думаю, — чужая галка очень старая, вот ей место и уступают. А может, это всем известная и всеми уважаемая галка? Или, может, она маленькая, да удаленькая — драчунья». Ничего я тогда не понял...
А недавно вижу: обе галки — моя и чужая — сидят себе рядышком на старой печной трубе и у обоих в клювах прутики.
Эге, гнездо строят! Тут уж каждый поймёт.
И маленькая галка совсем не старая и не драчунья. Да и не чужая она теперь. И уж, конечно, не всеми уважаемая.
А моя знакомая большая галка совсем не галка, а гал!
Но всё равно мой знакомый гал очень вежливый. Я такого первый раз вижу.
М. Пришвин «Ребята и утята»
Маленькая дикая уточка чирок-свистунок решилась, наконец-то, перевести своих утят из леса, в обход деревни, в озеро на свободу. Весной это озеро далеко разливалось, и прочное место для гнезда можно было найти только версты за три, на кочке, в болотистом лесу. А когда вода спала, пришлось все три версты путешествовать к озеру.
В местах, открытых для глаза человека, лисицы и ястреба, мать шла позади, чтобы не выпускать утят ни на минуту из виду. И около кузницы, при переходе через дорогу, она, конечно, пустила их вперёд. Вот тут их увидели ребята и зашвыряли шапками. Всё время, пока они ловили утят, мать бегала за ними с раскрытым клювом или перелётывала в разные стороны на несколько шагов в величайшем волнении. Ребята только было собрались закидать шапками мать и поймать её, как утят, но тут я подошёл.
— Что вы будете делать с утятами? — строго спросил я ребят.
Они струсили и ответили:
— Пустим.
— Вот то-то «пустим»! — сказал я очень сердито. — Зачем вам надо было их ловить? Где теперь мать?
— А вон сидит! — хором ответили ребята.
И указали мне на близкий холмик парового поля, где уточка действительно сидела с раскрытым от волнения ртом.
— Живо, — приказал я ребятам, — идите и возвратите ей всех утят!
Они как будто даже и обрадовались моему приказанию и побежали с утятами на холм. Мать отлетела немного и, когда ребята ушли, бросилась спасать своих сыновей и дочерей. По-своему она им что-то быстро сказала и побежала к овсяному полю. За ней побежали утята — пять штук. И так по овсяному полю, в обход деревни, семья продолжала своё путешествие к озеру.
Радостно снял я шляпу и, помахав ею, крикнул:
— Счастливый путь, утята!
Ребята надо мной засмеялись.
— Что вы смеётесь, глупыши? — сказал я ребятам. — Думаете, так-то легко попасть утятам в озеро? Снимайте живо все шапки, кричите «до свиданья»!
И те же самые шапки, запылённые на дороге при ловле утят, поднялись в воздух; все разом закричали ребята:
— До свиданья, утята!
М. Пришвин «Журка»
Раз было у нас — поймали мы молодого журавля и дали ему лягушку. Он её проглотил. Дали другую — проглотил. Третью, четвёртую, пятую, а больше тогда лягушек у нас под рукой не было.
— Умница! — сказала моя жена и спросила меня:
— А сколько он может съесть их? Десять может?
— Десять, — говорю, — может.
— А ежели двадцать?
— Двадцать, — говорю, — едва ли...
Подрезали мы этому журавлю крылья, и стал он за женой всюду ходить. Она корову доить — и Журка с ней, она в огород — и Журке там надо, и тоже на полевые колхозные работы ходит с ней, и за водой. Привыкла к нему жена, как к своему собственному ребёнку, и без него ей уж скучно, без него никуда. Но только ежели случится — нет его, крикнет только одно: «Фру-фру», и он к ней бежит. Такой умница!
Так живёт у нас журавль, а подрезанные крылья его всё растут и растут.
Раз пошла жена за водой вниз, к болоту, и Журка за ней. Лягушонок небольшой сидел у колодца и прыг от Журки в болото. Журка за ним, а вода глубокая, и с берега до лягушонка не дотянешься. Мах-мах крыльями Журка и вдруг полетел. Жена ахнула — и за ним. Мах- мах руками, а подняться не может. И в слёзы, и к нам: «Ах, ах, горе какое! Ах, ах!» Мы все прибежали к колодцу. Видим — Журка далеко, на середине нашего болота сидит.
— Фру-фру! — кричу я.
И все ребята за мной тоже кричат: «Фру-фру!»
И такой умница! Как только услыхал он это наше «фру-фру», сейчас мах-мах крыльями и прилетел. Тут уж жена себя не помнит от радости, велит ребятам бежать скорее за лягушками. В этот год лягушек было множество, ребята скоро набрали два картуза. Принесли ребята лягушек, стали давать и считать. Дали пять — проглотил, дали десять — проглотил, двадцать и тридцать... Да так вот и проглотил за один раз сорок три лягушки.
Л. Воронкова «Лебеди и гуси»
...Вдруг дедушка перестал копать, наклонил голову набок и прислушался к чему-то.
Таня спросила шёпотом:
— Что там?
— Слышишь — лебеди трубят?
Таня поглядела на дедушку, потом на небо, потом опять на дедушку и улыбнулась:
— А что же, у лебедей труба есть?
— Какая там труба! — засмеялся дедушка. — Просто они кричат так протяжно, вот и говорят, что они трубят. Ну, слышишь?
Таня прислушалась. И правда, где-то высоко-высоко слышались далёкие протяжные голоса.
— Вишь ты, домой из-за моря летят, — сказал дедушка. — Как перекликаются. Недаром их кликунами зовут. А вон-вон, мимо солнца пролетели, видны стали... Видишь?
— Вижу, вижу! — обрадовалась Таня. — Верёвочкой летят. Может, они тут где-нибудь сядут?
— Нет, они тут не сядут, — задумчиво сказал дедушка, — они домой полетели!
— Как — домой? — удивилась Таня. — А у нас-то не дом?
— Ну, им, значит, не дом.
Таня обиделась:
— Ласточкам — дом, жаворонкам — дом, скворцам — дом... А им не дом?
— А им дом поближе к северу. Там, говорят, в тундрах болот много, озёр. Там они и гнездуются, где поглуше, где воды побольше.
— А у нас уж им воды мало? Вон речка, вон пруд... Ведь всё равно у нас лучше!
— Кто где родился, тот там и пригодился, — сказал дедушка. — Каждому свой край лучше.
А лебеди летели всё дальше. Всё глуше и глуше становились их голоса...
В это время вышли со двора гуси, остановились среди улицы, подняли головы и примолкли.
— Смотри-ка, дедушка, — прошептала Таня, дёргая его за рукав, — а наши гуси тоже лебедей слушают! Как бы и они в тундру не улетели!
— Куда уж им! — сказал дедушка. — Наши гуси на подъём тяжелы! — И снова стал копать землю.
Замолкли в небе лебеди, скрылись, растаяли в далёкой синеве. А гуси загагакали, заскрипели и пошли вперевалку по улице. И гусиные следы треугольничками чётко отпечатывались на сырой дороге.
В. Вересаев «Братишка»
У угла моей дачи стояла кадушка, полная воды. Рядом куст бузины. На бузине сидели бок о бок два молодых воробья, совсем ещё молодых, с пушком, сквозящим из-за перьев, с ярко-жёлтыми пазухами по краям клювов. Один бойко и уверенно перепорхнул на край кадушки и стал пить. Пил — и всё поглядывал на другого и перекликался с ним на звенящем своём языке. Другой — чуть поменьше — с серьёзным видом сидел на ветке и опасливо косился на кадушку. А пить-то, видимо, хотелось, — клюв был разинут от жары.
И вдруг я ясно увидел: тот, первый, он уже давно напился и просто примером своим ободряет другого, показывает, что ничего тут нет страшного. Он непрерывно прыгал по краю кадушки, опускал клюв, захватывал воду и тотчас ронял её из клюва, и поглядывал на брата — звал его. Братишка на ветке решился, слетел к кадушке. Но только коснулся лапками сырого, позеленевшего края — и сейчас же испуганно порхнул назад на бузину. А тот опять стал его звать.
И добился наконец. Братишка перелетел на кадушку, неуверенно сел, всё время трепыхая крылышками, и напился. Оба улетели.
В. Бианки «Подкидыш»
Мальчишки разорили гнездо каменки, разбили её яички. Из разбитых скорлупок выпали голые, слепенькие птенчики.
Только одно из шести яичек мне удалось отобрать у мальчишек целым.
Я решил спасти спрятанного в нём птенчика.
Но как это сделать?
Кто выведет его из яйца?
Кто вскормит?
Я знал неподалёку гнездо другой птички — пеночки- пересмешки. Она только что отложила своё четвёртое яичко.
Но примет ли пересмешка подкидыша? Яйцо каменки чисто голубое. Оно больше и совсем не похоже на яички пересмешки: те — розовые с чёрными точечками. И что будет с птенцом каменки? Ведь он вот-вот должен выйти из яйца, а маленькие пересмешки выклюнутся только ещё дней через двенадцать.
Станет ли пересмешка выкармливать подкидыша?
Гнездо пересмешки помещалось на берёзе так невысоко, что я мог достать его рукой.
Когда я подошёл к берёзе, пересмешка слетела с гнезда. Она порхала по ветвям соседних деревьев и жалобно посвистывала, словно умоляла не трогать её гнезда.
Я положил голубое яичко к её малиновым, отошёл и спрятался за куст.
Пересмешка долго не возвращалась к гнезду. А когда, наконец, подлетела, не сразу уселась в него: видно было, что она с недоверием разглядывает чужое голубое яйцо.
Но всё-таки она села в гнездо. Значит, приняла чужое яйцо. Подкидыш стал приёмышем.
Но что будет завтра, когда маленькая каменка выклюнется из яйца?
Когда утром на следующий день я подошёл к берёзе, с одной стороны гнезда торчал носик, с другой — хвост пересмешки.
Сидит!
Когда она слетела, я заглянул в гнездо. Там было четыре розовых яичка и рядом с ними — голый, слепенький птенчик каменки.
Я спрятался и скоро увидел, как прилетела пересмешка с гусеничкой в клюве и сунула её в рот маленькой каменке.
Теперь я был почти уже уверен, что пересмешка выкормит моего подкидыша.
Прошло шесть дней. Я каждый день подходил к гнезду и каждый раз видел торчащие из гнезда клювик и хвост пересмешки.
Очень меня удивляло, как она поспевает и каменку кормить, и высиживать свои яйца.
Я скорей отходил прочь, чтобы не помешать ей в этом важном деле.
На седьмой день не торчали над гнездом ни клювик, ни хвост.
Я подумал: «Всё кончено! Пересмешка покинула гнездо. Маленькая каменка умерла с голоду».
Но нет, в гнезде лежала живая каменка. Она спала и даже не тянула вверх головку, не разевала рта: значит, была сыта.
Она так выросла за эти дни, что покрывала своим тельцем чуть видные из-под неё розовые яички.
Тогда я догадался, что приёмыш отблагодарил свою новую мать: теплотой своего тельца он грел её яички — высиживал её птенцов.
Так оно и было.
Пересмешка кормила приёмыша, приёмыш высиживал её птенцов.
Он вырос и вылетел из гнезда у меня на глазах.
И как раз к этому времени выклюнулись птенчики из розовых яичек.
Пересмешка принялась выкармливать своих родных птенцов и выкормила их на славу.
Вопросы для обсуждения
• О ком рассказ Н. Сладкова «Вежливая галка»?
• Как автор описывает галку? А какую птицу он считает нахальной?
• Почему галка уступила своё тепленькое местечко другой птице?
• Послушай рассказ М. Пришвина «Ребята и утята». Мы можем назвать это произведение сказкой? Почему? (В нём нет сказочных персонажей и не происходит никаких чудес.) Можно сказать, что это стихотворение? (Нет, в нём нет мелодичности, напевности, окончания слов в строчках не рифмуются, оно не отличается образностью.) О ком этот рассказ? Почему утка чирок-свистунок оказалась на дороге? Куда она шла с утятами? Как ты думаешь, зачем ребята стали ловить утят? Как вела себя в это время утка? (Она бегала за ними с раскрытым клювом или перелётывала в разные стороны в величайшем волнении.) Почему она так волновалась? Кто спас утят? Что делала утка, когда ей вернули утят? Чем закончился рассказ? Чему научил тебя автор?
• О ком рассказ М. Пришвина «Журка»? Почему он так называется? Как молоденький журавль попал к людям? Мог ли он летать, когда ему подрезали крылья? Что он стал делать? Как жена охотника его подзывала к себе? Расскажи, что случилось, когда у журавля отросли подрезанные крылья. Чем закончился рассказ? Кто тебе в рассказе понравился? Почему?
• Что ты знаешь о лебедях? Какие это птицы? Где они живут? А какие бывают гуси? Улетают ли куда-нибудь на зиму лебеди? Когда они возвращаются домой? А домашние гуси улетают на юг? Послушай, как рассказывает Л. Воронкова о домашних гусях и о лебедях, возвращающихся из-за моря к себе домой. Что ты можешь сказать о том, как кричат лебеди? Почему дедушка сравнивает их крик со звуком трубы? Значит, лебеди что делают? (Кричат, трубят, перекликаются.) Как ещё называют лебедей? Куда летят лебеди? Почему? А гуси могут улететь в тундру?
• О ком рассказ В. Вересаева «Братишка»? Какие были воробьи? (Молоденькие, маленькие, с пушком, просвечивающим сквозь перья.) Они были похожими или разными? Кто из воробьев понравился тебе больше? Почему? Какой был первый воробей? (Смелый, отважный, бойкий, уверенный в себе.) А каким был второй воробей? (Робким, боязливым, трусливым, несмелым, осторожным.) Расскажи, как воробей звал своего братишку напиться воды.
• Почему рассказ В. Бианки называется «Подкидыш»? Какая часть произведения тебе больше запомнилась? Как каменка стала подкидышем? Кто выкормил маленькую каменку, когда она выклюнулась из яйца? Как каменка отблагодарила свою приёмную мать?
Синичкин календарь
Автор: Бианки Виталий
ЯНВАРЬ Зинька была молодая синичка, и своего гнезда у нее не было. Целый
день она перелетала с места на место, прыгала по заборам, по ветвям, по
крышам, - синицы народ бойкий. А к вечеру присмотрит себе пустое дупло или
щелку какую под крышей, забьется туда, распушит попышней свои перышки, -
кое-как и переспит ночку.
Но раз - среди зимы - посчастливилось ей найти свободное воробьиное
гнездо. Помещалось оно над окном за оконницей. Внутри была целая перина
мягкого пуха.
И в первый раз, как вылетела из родного гнезда, Зинька заснула в
тепле и покое.
Вдруг ночью ее разбудил сильный шум. Шумели в доме, из окна бил яркий
свет.
Синичка испугалась, выскочила из гнезда и, уцепившись коготками за
раму, заглянула в окно.
Там в комнате стояла большая - под самый потолок елка, вся в огнях, и
в снегу, и в игрушках. Вокруг нее поыгали и кричали дети.
Зинька никогда раньше не видела, чтобы люди так вели себя по ночам.
Ведь она родилась только прошлым летом и многого еще на свете не знала.
Заснула она далеко за полночь, когда люди в доме наконец успокоились
и в окне погас свет.
А утром Зиньку разбудил всеелый, громкий крик воробьев. Она вылетела
из гнезда и спросила их:
- Вы что, воробьи, раскричались? И люди сегодня всю ночь шумели,
спать не давали. Что такое случилось?
- Как? - удивились воробьи. - Разве ты не знаешь какой сегодня день?
Ведь сегодня Новый год, вот все и радуются - и люди и мы.
- Как это - Новый год? - не поняла синичка.
- Ах ты, желторотая! - зачирикали воробьи. - Да ведь это самый
большой праздник в году! Солнце возвращается к нам и начинает свой
календарь. Сегодня первый день января.
- А что это "январь", "календарь"?
- Фу, какая ты еще маленькая! - возмутились воробьми. - Календарь -
это расписание работы солнышка на весь год. Год состоит из месяцев, и
январь - его первый месяц, носик года. За ним идеет ещее десять месяцев -
столько, сколько у людей пальцев на передних лапах: февраль, март, апрель,
май, июнь, июль, август, сентябрь, октябрь, ноябрь. А самый последний
месяц, двенадцатый, хвостик года - декабрь. Запомнила?
- Не-ет, - сказала синичка. - Где же сразу столько запомнить!
"Носик", "десять пальцев" и "хвостик" запомнила. А называются они все уж
больно мудрено.
- Слушай меня, - сказал тогда Старый Воробей. - Ты летай себе по
садам, полям и лесам, летай да присматривайся, что кругом делается. А как
услышишь, что месяц кончается, прилетай ко мне. Я тут живу, на этом доме
под крышей. Я буду тебе говорить, как каждый месяц называется. Ты все их
по очереди и запомнишь.
- Вот спасибо! - обрадовалась Зинька. - Непременно буду прилетать к
тебе каждый месяц. До свиданья!
И она полетела и летала целых тридцать дней, а на тридцать первый
вернулась и рассказала Старому Воробью все, что приметила.
И Старый Воробей сказал ей:
- Ну вот, запомни: январь - первый месяц года - начинается с веселой
елки у ребят. Солнце с каждым днем понемножечку начинает вставать раньше и
ложиться позже. Свету день ото дня прибывает, а мороз все крепчает. небо
все в тучах. А когда проглянет солнышко, тебе, синичке, хочется петь. И ты
тихонько пробуешь голос: "Зинь-зинь-тю! Зинь-зинь-тю!"
ФЕВРАЛЬ Опять выглянуло солнцшко, да такое веселое, яркое. Оно даже пригрело
немножко, с крыш повисли сосульки, и по ним заструилась вода.
"Вот и весна начинается"6 - решила Зинька. Образовалась и запела
звонко:
- Зинь-зинь-тан! Зинь-зинь-тан! Скинь кафтан!
- Рано, пташечка, запела, - сказал ей Старый Воробей. - Смотри еще,
сколько морозу будет. Еще наплачемся.
- Ну да! - не поверила синичкао. - Полечу-ка нынче в лес, узнаю,
какие там новости.
И полетела.
В лесу ей очень понравилось: такое множество деревьей! Ничего, что
все ветки залеплены снегом, а на широких лапах елок навалены целые
сугробики. Это даже очень красиво. А прыгнешь на ветку - снег так и
счыплется и сверкает разноцветными искрами.
Зинька прыгала по веткам, стряхивала с них снег и осматривала кору.
Глазок у нее острый, бойкий - ни одной трещинки не пропустит. Зинька тюк
острым носиком в трещинку, раздоллбит дырочку пошире - и тащит из-под коры
какого-нибудь насекомыша-букарашку.
Много насекомышей набивается на зиму под кору - от холода. Зинька
вытащит и съест. Так кормится. А сама примечает, что кругом.
Смотрит: лесная мышь из-под снега выскочила. Дрожит, вся
взъерошилась.
- Ты чего? - Зинька спрашивает.
- Фу, напугалась! - говорит лесная мышь.
Отдышалась и рассказываает:
- Бегала я в куче хвыороста под снегом, да вдруг и провалилась в
глубокую яму. А это, оказывается, медведицына берлога. Лежит в ней
медведица, и два махоньких новорожденных медвежонка у нее. Хорошо, что они
крепко спали, меня не заметили.
Полетела Зинька дальше в лес; дятла встретила, красношапочника.
Подружилась с ним. Он своим крепким граненым носом большие куски коры
ломает, жирных личинок достает. Синичке после него тоже кое-что
перепадает.
Летает Зинька за дятлом, веселым колокольчиком звенит по лесу:
- Каждый день все светлей, все ввеселей, все веселей!
Вдруг зашипело вокруг, побежала по лесу поземка, загудел лес, и стало
в нем темно, как вечером. Откуда ни возьмись, налетел ветер, деревья
закачались, полетели сугробики с еловых лап, снег посыпал, завился -
началась пурга. Зинька присмирела, сжалась в комочек, а ветер так и рвет
ее с ветки, перья ерошит и леденит под ними тельце.
Хорошо, что дятел пустил ее в свое запасное дупло, а то пропала бы
синичка.
день и ночь бушевала пурга, а когда улеглась и Зинька выглянула из
дупла, она не узнала леса, так он весь был залеплен снегом. Голодные волки
промелькнули между деревьями, увязая по брюхо в рыхлом снегу. Внизу под
деревьями валялись обломанные ветрром сучья, черные, с содранной корой.
Зинькьа слетела на один из них - поискать под корой насекомышей.
Вдруг из-под снега - зверь! Выпрыгнул и сел. Сам весь белый, уши с
черными точками держит торчком. Сидит столбиком, глаза на Зиньку выпучил.
У Зиньки от страха и крылышки отнялись.
- Ты кто? - пискнула.
- Я беляк. Заяц я. А ты кто?
- Ах, заяц! - обрадовалась Зинька. - Тогда я тебя не боюсь. Я
синичка.
Она хоть раньше зайцев в глаза не видала, но слышала, что они птиц не
едят и сами всех боятся.
- Ты тут и живешь, на земле? - спросила Зинька.
- Тут и живу.
ж- Да ведь тебя тут совсем занесет снегом!
- А я и рад. Пурга все следы замела и меня занесла - вот волки рядом
пробежали, а меня и не нашли.
Подружилась Зинька и с зайцем.
Так и прожила в лесу целый месяц, и все было: то снег, то пурга, а то
и солнышко выглянет, - денек простоит погожий, но овсе равно холодно.
Прилетела к Старому Воробью, рассказала ему все, что приметила, он и
говорит:
- Запоминай: вьюги да метели под февраль полетели. В феврале лютеют
волки, а у медведицы в берлоге медвежатки родятся. Солнышко веселей светит
и дольше, но морозы еще крепкие. А теперь лети в поле.
МАРТ Полетела Зинька в поле.
Синичке ведь где хочешь жить можно: были бы хоть кустики, а уж на
себя прокормит. В поле, в кустах, жили серые куропатки - красивые такие полевые
курочки с шоколадной подковкой на груди. Целая стая их тут жила, зерна
из-под снега выкапывала.
А где же тут спать?- спросила у них Зинька.
- А ты делай, как мы, - говорят куропатки.
Вот гляди.- поднялись все на крылья, разлетелись пошибче - да бух с разлету в
снег!
Снег сыпучий, обсыпался и прикрыл их. И сверху их никто не увидит,
и тепло им там, на земле, под снегом.
"Ну нет, - думает Зинька, - синички так не умеют.; Поищу себе получше
почлега".
Нашла в кустах кем-то брошенную плетеную корзиночку, забралась в нее,
да и заснула там.
И хорошо, что так сделала.
день-то простоял солнечный. Снег наверху подтаял, рыхлый стал. А
ночью мороз ударил.
Утром проснулась Зинька, ждет - где же куропатки? Нигде их не видно.
А там, где они вечером в снег нырнули, наст блестит - ледяная корка.
Поняла Зинька, в какую беду попали куропатки: сидят теперь, как в
тюрьме, под ледяной крышей и выйти не могут. Пропадут там под ней все до
одной! Что тут делать? Да ведь синички - боевой народ.
Зинька слетела на наст - и давай долбить его крепким своим, острым
носиком. И продолбила, - большую дырку сделала. И выпустила куропаток из
тюрьмы. Вот уж они ее хвалили, благодарили!
Натаскали ей зерен, семечек разных:
- Живи с нами, никуда не улетай!
Она и жила. А солнце день ото дня ярче, день ото дня жарче. Тает,
тает в поле снег. И уж так его мало осталось, что больше не ночевать в нем
куропаткам: мелок стал. Перебрались куропатки в кустарник спать, под
Зинькиной корзинкой.
И вот, наконец, в поле на пригорках показалпась земля. И как же все
ей обрадовались!
Тут не прошло и трех дней - откуда ни возьмись, уж сидят на
проталинах черные, с белыми носами грачи. Здравствуйте! С прибытием!
Ходят важные, тугим пером поблескивают, носами землю ковыряют:
червяков да личинок из нее потаскивают. А скоро за ними и жаворонки и
скворцы прилетели, песнями залились.
Зинька с радости звенит-зщахлебывается: - Зинь-зингь-на!
Зинь-зинь-на! К нам весна! К нам весна! К нам воесна!
Так с этой песенкой и прилетела к Старому Воробью. И он ей сказал:
- Да. Это месяц март. Прилетели грачи, - значит, правда весна
началась. Весна начинается в поле. Теперь лети на реку.
Синичкин календарь Бианки
АПРЕЛЬ
Полетела Зинька на реку.
Летит над полем, летит над лугом, слышит: всюду ручьи поют. Поют
ручьи, бегут ручьи, - все к реке собираются.
Прилетела на реку, а река страшная: лед на ней посинел, у берегов
вода выступает.
Видит Зинька: что ни день, то больше ручьев бежит к реке.
Проберется ручей по овражку незаметно под снегом и с берега - прыг в
реку! И скоро многое множество ручьев, ручейков и ручьишек набилось в реку
- под лед попряталисмь.
Тут прилетела тоненькая черно-белая птичка, бегает по берегу, длинным
хвостиком покачивает, пищит:
- Пи-лик! Пи-лик!
- Ты что пищишь! - спрашивает Зинька. - Что хвостиком размахиваешь?
- Пи-лик! - отвечает тоненькая птичка. - Разве ты не знаешь, как меня
зовут? Ледоломка. Вот сейчас раскачаю хвост, да как тресну им по льду, так
лед и лопнет, и река пойдет.
- Ну да! - не поверила Зинька. - Хвастаешь.
- Ах так! - говорит тоненькая птичка. - Пи-лик!
И давай еще пуще хвостик раскачивать.
тут вдруг как бухнет где-зто вверху по реке, будто из пушки!
Ледоломка порх - и с перепугу так крылышками замахала, что в одну минуту
из глаз пропала.
И видит Зинька: треснул лед, как стекло. Это ручьи - все, что
набежали в реку, - как понатужились, нажали снизу - лед и лопнул. Лопнул и
распался на льдины, большие и малые.
Река пошла. пошла и пошла, - и уж никому ее не остановить. Закачались
на ней льдины, поплыли, бегут, друг друга кружат, а тех, что сбоку, на
берег выталкивают.
Тут сейчас же и всякая водяная птица налетела, точно где-то здесь,
рядом, за углом ждала: утки, чайки, кулики-долгоножки. И, глядь, Ледоломка
вернулась, по берегу ножонками семенит, хвостом качает.
Все пищат, кричат, веселятся. Кто рыбку ловит, ныряет за ней в воду,
кто носом в тину тыкает, ищет там что-то, кто мушек над берегом ловит.
- Зинь-зинь-хо! Зинь-зинь-хо! Ледоход, ледоход! - запмела Зинька.
И полетела рассказать Старому Воробью, что видела на реке.
И старый Воробей сказал ей:
- Вот видишь: сперва весна приходит в поле, а потом на реку. Запомни:
месяц, в который у нас реки освобождаются ото льда, называется апрель. А
теперь лети-ка опять в лес: увидишь, что там будет.
И Зинька скорей полетела в лес.
МАЙ
В лесу еще было полно снегу. Он спрятался под кустами и деревьями, и
солнцу трудно было достать его там. В поле давно уже зеленела посеянная с
осени рожь, а лес все еще стоял голый. Но уже было в нем весело, не то что зимой. Налетело много разных птиц, и все они порхали между деревьями, прыгали по земле и пели, - пели на ветвях, на макушках деревьев и в воздухе.
Солнце теперь вставало очень рано, ложилось поздно и так усердно
светило всем на земле и так грело, что жить стало легко. Синичке больше не
надо было заботиться о ночлеге: найдет свободное дупло - хорошо, не найдет
- и так переночует где-нибудь на ветке или в чаще.
И вот раз вечерком ей показалось, будто лес в тумане. Легкий
зеленоватый туман окутал все березы, осины, ольхи. А когда на следующий
день над лесом поднялось солнце, на каждой березе, на всякой веточке
показались точно маленькие зеленые пальчики: это стали распускаться
листья.
Тут и начался лесной праздник.Засвистал, защелкал в кустах соловей.В каждой луже урчали и квакали лягушки.Цвели деревья и ландыши. Майские жуки с гуденьемносились междуветвями. Бабочки порхали с цветка на цветок. Звонко куковала кукушка. Друг Зиньки - дятел-красношапочник - и тот не тужил, что не умеет петь: отыщет сучок посуше и так лихо барабанит по нему носом, что по всему
лесу слышна звонкая барабанная дробь. А дикие голуби поднимались высоко над лесом и проделывали в воздухеголовокружительные фокусы и мертвые летли. Каждый веселился на свой лад,кто как умел. Зиньке все было любопытно. зинька всюду поспевала и радовалась вместе со всеми. По утрам на заре слышала Зинька чьи-то громогласные крики, будто втрубы кто-то трубил где-то за лесом.
Полетела она в ту сторону и вот видит: болото, мох да мох, и сосенки на нем растут.
И ходят на болоте такие большие птицы, каких никогда еще Зинька не
видела, - прямо с баранов ростом, и шеи у них долгие-долгие. Вдруг подняли
они свои шеи, как трубы, да как затрубят, как загремят:
-Тррру-рру-у! Тррру-рру ! Совсем оглушили синичку.
Потом один растопырил крылья и пушистый свой хвост, поклонился до
земли соседям да вдруг и пошел в пляс: засеменил, засеменил ногами и
пошел по кругу, все по кругу; то одну ногу выкинет, то другую, то
поклонится, то подпрыгнет, то вприсядку пойдет- умора!
А другие на него смотрят, собрались кругом, крыльями враз хлопают.
Не у кого было Зиньке спросить в лесу, что это за птицы-великаны, и
полетела она в город к Старому Воробью.
Старый Воробей сказал ей:
Это журавли; птицы серьезные, почтенные, а сейчас видишь, что
выделывают. Потому это, что пришел веселый месяц май, и лес оделся, и все
цветы цветут, и все пташки поют. Солнце теперь всех обогрело и светлую
всем радость дало.
ИЮНЬ
Решила Зинька: "Полечу-ка я нынче по всем местам: и в лес, и в поле, и на реку...
Все осмотрю" Первым делом наведалась к старому другу своему -
дятлу-красношапочнику. А он как увидел ее издали, так и закричал:
- Кик! Кик! Прочь, прочь! Тут мои владения!
Очень удивилась Зинька. И крепко на дятла обиделась: вот тебе и друг!
Вспомнила о полевых куропатках, серых, с шоколадной подковкой на
груди. Прилетела к ним в поле, ищет куропаток - нет их на старом месте! А
ведь целая стая была. Куда все подевались?
Летала-летала по полю, искала-искала, насилу одного петушка нашла:
сидит во ржи, - а рожь уж высокая, - кричит:
- Чир-вик! Чир-вик!
Зинька - к нему. А он ей:
- Чир-вик! Чир-вик! Чичире! Пошла, пошла отсюда!
- Как так! - рассердилась синичка. - Давно ли я всех вас от смерти
спасла - из ледяной тюрьмы выпустила, а теперь ты меня и близко к себе не
пускаешь?
- Чир-вир! - смутился куропачий петушок. - Правда, от смерти спасла.
Мы это все помним. А все-таки лети от меня подальше: теперь время другое,
мне вот как драться хочется!
Хорошо, у птиц слез нет, а то, наверно, заплакала бы Зинька, уж так
ей обидно, так горько стало!
Повернулась молча, полетела на реку.
Летит над кустами, вдруг из кустов - серый зверь!
Зинька так и шарахнулась в сторону.
- Не узнала? - смеется зверь. - А ведь мы с тобой старые друзья.
- А ты кто? - спрашивает Зинька.
- Заяц я. Беляк.
- Какой же ты беляк, когда ты серый? Я помню беляка: он весь белый,
только на ушках черное.
- Это я зимой белый: чтобы на снегу меня видно не было. А летом я
серый.
Ну и разхговорились. Ничего, с ним не ссорились.
А потом Старый Воробей и объяснил Зиньке,
- Это месяц июнь - начало лета. У всех нас, у птиц, в это время -
гнезда, а в гнездах - драгоценные яички и птенчики. К своим гнездам мы
никого не подпускаем - ни врага, ни друга: и друг может нечаянно разбить
яичко. У зверей - тоже детеныши, звери тоже никого к своей норе не
подпустят. Один заяц без забот: растерял своих детишек по всему лесву, и
думать о них забыл. Да ведь зайчаткам мать-зайчиха нужна только в первые
дни: попьют они материнское молочко несколько дней, а потом сами травку
зубрят. Теперь, - прибавил Старый Воробей, - солнце в самой силе, и самый
длинный у него трудовой день. Теперь на земле все найдут, чем набить своим
малышам животики.
ИЮЛЬ
- С новогодней елки, - сказал Старый Воробей, - прошло уже шесть
месяйцев, ровно полгода. Запомни, что второе полугодие начинается в самый
разгар лета. А пошел теперь месяц июль. А это самый хороший месяц и для
птенцов и для зверят, пиотому что кругом всего очень много: и солнечного
света, и тепла, и разной вкусной еды.
- Спасибо, - сказала Зинька.
И полетела.
"Пора мне остепениться, - подумала она. - Дупел в влесу много. Займу,
какое мне понравится свободное, и заживу в нем своим домком!"
Задумать-то задумала, да не так просто оказалось это сделать.
Все дупла в лесу заняты. во всех гнездах птенрцы. У кого еще
крохотки, голенькие, у кого в пушку, а у кого и в перышках, да все равно
желторотые, целый день пищат, есть просят.
Родители хлопочут, овзад-вперед летают, ловят мух, комаров, ловят
бабочек, собирают гусениц-червячков, а сами не едят: все птенцам ностя. И
ничего: не жалуются, еще песни поют.
Скучно Зиньке одной.
"Дай, - думает, - я помогу кому-нибудь птенчиков покормить. Мне
спасибо скажут".
Нашал на ели бабочку, схватила в клюв, ищет, кому бы дать.
Слышит - на дубу пищат маленькие щеглята, там их гнездо на ветке.
Зинька скорей туда - и сунула бабочку одному щегленку в разинутый
рот.
Щегленок глотнул, а бабочка не лезет: велика больно.
Глупый птенчик старается, давится - ничего не выходит.
И стал уже задыхаться. Зинька с испугу кричит, не знает, что делать.
Тут щеглиха прилетела. Сейчас - раз! - ухватила бебочку, вытащила у
щегленка из горола и прочь бросила.
А Зиньке говорит:
- Марш отсюда! Ты чуть моего птенцика не погубила. Разве можно давать
маленькому целую бабочку? Даже крылья ей не оторвала!
Зинька кинулась в чащу, там спряталась: и стыдно ей, и обидно.
Потом много дней по лесу летала, - нет, никто ее в компанию к себе не
принимсает!
А что ни день, то больше в лес приходит ребят. Все с корзиночками,
веселые; идут - песни поют, а потом разойдутся и ягоды собирают: и в рот и
в корзиночки. Уже малина поспела.
Зинька все около них вертится, с ветки на ветку перелетает, и веселей
синичке с ребятами, хоть она их языка не понимает, а они - ее.
И случилось раз: одна маленькая девочка забралась в малинник, идет
тихонько, ягоды берет.
А Зинька над нею по деревьям порхает. И вдруг8 видит: большой
страшный медвеоь в малиннике.
девочка как раз к нему подходит, - его не видит.
И он ее не видит: тоже ягоды собирает. Нагнет лапой куст - и себе в
рот.
"Вот сейчас, - думает Зинька, - наткнется на него девочка -
страшилище это ее и съест! Спасти, спасти ее надо!"
И закричала с дерева по-своему, по-синичьему:
- Зинь-зинь-вень! Девочка, девочка! Тут медведь. Убегай!
Девочка и внимания на нее не обратила: ни слова не поняла.
А медведь-страшилище понял: разом поднялся на дыбы, оглядывается: где
девочка?
"Ну, - решщила Зинька, - пропала маленькая!"
А медведь увидел девочку, опустился на все чтерые лапы - да как
книется от нее наутек через кусты!
Вот удивилась Зинька:
"Хотела девочку от медведя спасти, а спасла медведя от девочки! Такое
страшилище, а маленького человечка боится!"
С тех пор, встречая ребят в лесу, синичка пела им звонкую песенку:
Зинь-зань-ле! Зань-зинь-ле!
Кто пораньше встает,
Тот грибы себе берет,
А сонливый да ленивый
Идут после за крапивой.
Эта маленькая девочка, от которой убежал медведь, всегда приходила в
лес первая и уходила из лесу с полной корзинкой.
АВГУСТ
- После июля, - сказал Старый Воробей, - идет август. Третий - и,
заметь себе это, - последний месяц лета.
- Август, - повторила Зинька.
И принялась думать, что ей в этом месяце делать.
Ну, да ведь она была синичка, а синички долго на одном месте усидеть
не могут. Им бы все порхать да скакать, по веткам лазать то вверх, то вниз
головой.
Много так не надумаешь.
Пожила немножко в городе - скучно. И сама не заметила, как опять
очутилась в лесу.
Очутилась в лесу и удивляется: что там со всеми птицами сделалось?
Только что все гнали ее, близко к себе и к своим птенцам не
подпускали, а теперь только и слышит: "Зинька, лети к нам!", "Зинька,
сюда!", "Зинька, полетай с нами!", "Зинька, Зинька, Зинька!".
Смотрит - все гнезда пустые, все дупла свободные, все птенцы выросли
и летать научились. Дети и родители все вместе живут, так выводками и
летают, а уж на месте никто не видит, и гнезда им больше не нужны. И
гостье все рады: веселей в компании-то кочевать.
Зинька то к одним пристанет, то к другим; один день с хохлатыми
синичками проведет, другой - с гаечками-пухлячками. Беззаботно живет:
тепло, светло, еды сколько хочешь.
И вот удивилась Зинька, когда белку встретила и разговарилась с ней.
Смотрит - белка с дерева на землю спустилась и что-то ищет там в
траве. Нашла гриб, схватила его в зубы - и марш с ним назад на дерево.
Нашла там сучочек острый, ткнула на него гриб, а есть не есть его:
поскакала дальше. И опять на землю - грибы искать.
Зинька подлетела к ней и спрашивает:
- Что ты, белочка, делаешь? Зачем не ешь грибы, а на сучки их
накалываешь?
- Как зачем? - отвечает белка. - Впрок собираю, сушу в запас. Зима
придет - пропадешь без запаса.
Стала тут Зинька примечать: не только белки - многие зверюшки запасы
себе собирабт. Мышки, пллевки, хомяки с поля зерна за щеками таскают в
свои норки, набивают там свои кладовочки. Начала и Зинька кое-что
припрятывать на черный день; найдет вквсные семечки, поклюет их, а что
лишнее - сунет куда-нибудь в кору, в щелочку.
Солвоей это увидел и смеется:
- Ты что же, синичка, на всю долгую зиму хочешь запасы сделать? Этак
тебе тоже нору копать впору.
Зинька смутилась.
- А ты как же, - спрашивает, - зимой думаешь?
- Фьють! - свистнул соловей. - Придет осень, - я отсюда учлечу.
Далеко-далеко улечу, туда, где и зимой тепло и розы цветут. Там сытно, как
здесь летом.
- Да ведь ты соловей, - говорит Зинька, - тебе что: сегодня здесь
спел, а завтра - там. А я синичка. Я где родилась, там всю жизнь и
проживу.
А про себя подумала:
"Пора, пора мне о своем домке подумать! Вот уж и люди в поле вышли -
убирают хлеб, увозят с поля. Кончается лето, кончается..."
Синичкин календарь Бианки
СЕНТЯБРЬ
- А теперь какой месяц будет? - спросила Зинька у Старого Воробья.
- Теперь будет сентябрь, - сказал Старый Воробей. - Первый месяц
осени.
И правда: уже не так стало жечь солнце, дни стали заметно короче,
ночи - длиннее, и все чаще стали лить дожди.
Первым делом осень пришла в поле. Зинька видела, как день за днем
люди свозили хлеб с поля в деревню, из деревни - в город. Скоро совсем
опустело поле, и ветер гулял в нем на просторе. Потом раз вечером ветер
улегся, тучи разошлись с неба. Утром Зинька не узнала поля: вовсе оно было
в серебре, и тонкие-тонкие серебряные ниточки плыли над ним по воздуху.
Одна такая ниточка, с крошечным шариком на конце, опустилась на куст рядом
с Зинькой. Шарик оказался паучком, и синичка, недолго думая, клюнула его и
проглотила. Очень вкусно! Только нос весь в паутине.
А серебряные нити-паутинки тихонько плыли над полем, опускались на
жнитво, на кусты, на лес: молодые паучки рассеялись так по всей земле.
Покинув свою летательную паутинку, паучки отыскивали себе щелочку в коре
или норку в земле и прятались в нее до весны.
В лесу уже начал желтеть, краснеть, буреть лист. Уже птичьи
семьи-выводки собирались в стайки, стайки - в стаи. Кочевали все шире по
лесу: готовились в отлет.
То и дело откуда-то неожиданно появлялись стаи совсем незнакомых
Зиньке птиц - долгоногих пестрых куликов, невиданных уток. Они
останавливались на речке, на болотах; день покормятся, отдохнут, а ночью
летят дальше - в ту сторону, где солнце бывает в полдень. Это пролетали с
дадекого севсера стаи болотных и водяных птиц.
Раз Зинька повстречала в кустах среди поля всеелую стайку таких же,
как она сама, синиц: белощекие, с желтой грудкой и длинным черным
галстуком до самого хвостика. Стайка перелетела полем из леска в лесок.
не успела Зинька познакомиться с ними, как из-под кустов с шумом и
криком взлетел большой выводок полевых куропаток. Раздался короткий
страшный гром - и синичка, сидевшая рядом с Зинькой, не пискнув, свалилась
на землю. А дальше две куропатки, перевернувшись в воздухе через голову,
замертво ударились о землю.
Зинька до того перепугалась, что осталась сидеть, где сидела, ни жива
ни мертва.
Когда она пришла в себя, около нее никого не было - ни куропаток, ни
синиц.
Подошел бородатый человек с ружьем, поднял двух убитых куропаток и
громко крикнул:
- Ау! Манюня!
С опушки леса ответил ему тоненький голосок, и скоро к бородатому
подбежала маленькая девочка. Зинька узнала ее: та самая, что напугала в
малиннике медведя. Сейчас у нее была в рук\ах полная корзинка грибов.
Пробегая мимо куста, она увидела на земле упавшую с ветки синичку,
остановилась, наклонилась, взяла ее в руки. Зинька сидела в кусту не
шевелясь.
девочка что-то сказала отцу, отец дал ей фляжку, и Манюня спрыснула
из нее водой синичку. Синичка открыла глаза, вдруг вспорхнула - и забилась
в куст рядом с Зинькой.
Манюня весело засмеялась и вприпрыжку побежала за уходившим отцом.
ОКТЯБРЬ
- Скорей, скорей! - торопила Зинька Старого Воробья. - Скажи мне,
какой наступает месяц, и я полечу назад в лес: там у меня больной товарищ.
И она рассказала Старому Воробью, как бородатый охотник сшиб с ветки
сидевшую рядом с ней синичку, а девочка Манюня спрыснула водой и оживила
ее.
Узнав, что новый месяц, второй месяц осени, называется октябрь,
Зинька живо вернулась в лес.
Ее товарища звали Зинзивер. После удара дробинкой крылышки и лапки
еще плохо повиновались ему. Он с трудом долетел до опушки. Тут Зинька
отыскала ему хорошенькое дуплишко и стала таскать туда для него
червячков-гусениц, как для маленького. А он был совсем не маленький: ему
было уже два года, и, значит, он был на целый год старше Зиньки.
Через несколько дней он совсем поправился. Стайка, с которой он
летал, куда-то исчезла, и Зинзивер остался жить с Зинькой. Они очень
подружились.
А осень пришла уже и в лес. Сперва, когда все листья раскрасились в
яркие цвета, он был очень красив. Потом подули сердитые ветры. Они сдирали
желтые, красные, бурые листья с веток, носили их по воздуху и швыряли на
землю.
Скоро лес поредел, ветки обнажились, а земля под ними покрылась
разноцветными листьями. Прилетели с далекого севера, из тундр, последние
стаи болотных птиц. Теперь каждый день прибывали новые гости из северных
лесов: там уже начиналась зима.
Не все и в октябре дули сердитые ветры, не все лили дожди: выдавались
и погожие, сухие и ясные дни. Нежаркое солнышко светило приветливо,
прощаясь с засыпающим лесом. Потемневшие на земле листья тогда высыхали,
становились жесткими и хрупкими. Еще кое-где из-под них выглядывали грибы
грузди,маслята.
Но хорошую девочку Манюню Зинька и Зинзивер больше уж не встречали в
лесу.
Синички любили спускаться на землю, прыгать по листьям - искать
улиток на грибах. Раз они подскочили так к маленькому грибу, который рос
между корнями белого березового пня. Вдруг по другую сторону пня выскочил
серый, с белыми пятнами зверь.
Зинька пустилась было наутек, а Зинзивер рассердился и крикнул:
Пинь-пинь-черр! Ты кто такой?
Он был очень храбрый и улетал от врага, только когда враг на него
кидался.
- Фу! - сказал серый пятнистый зверь, кося глазами и весь дрожа. -
Как вы с Зинькой меня напугали! Нельзя же так топать по сухим, хрустким
листьям! Я думал, что лиса бежит или волк. Я же заяц, беляк я.
Неправда! - крикнула ему с дерева Зинька. - Беляк летом серый,
зимой белый, я знаю. А ты какой-то полубелый.
- Так ведь сейчас ни лето, ни зима. ОИ я ни серый, ни белый. - И заяц
захныкал: - Вот сижу у березового пенька, дрожу, шевельнуться боюсь. Снегу
еще нет, а у меня уже клочья белой шерсти лезут. Земля черная. Побегу по
ней днем - сейчас меня все увидят. И так ужасно хрустят сухие листья! Как
тихонько ни крадись, прямо гром из-под ног.
- Видишь, какой он трус, - сказал Зинзивер Зиньке. - А ты его
испугалась. Он нам не враг.
НОЯБРЬ
Враг - и старшный враг - появился в лесу в следующем месяце. Старый
Воробей назвал этот месяц ноябрем и соказал, что это третий и последний
месяц осени.
Враг был очень страшный, потому что он был невидимка. В лесу стали
пропадать и маленькие птички и большие, и мыши, и зайцы. Только зазевается
зверек, только отстанет от стаи птица - все равно ночью, днем ли, - глядь,
их уж и в живых нет.
Никто не знал, кто этот таинственный разбойник:, зверь ли, птица или
человек? Но все боялись его, и у всех лесных зверей и птиц только и было
разговору, что о нем. Все ждали первого снега, чтобы по следам около
растерзанной жертвы опознать убийцу.
Первый снег выпал однажды вечером. А на утро следующего дня в лесу не
досчитались одного зайчонка.
Нашли его лапку. Тут же, на подтаявшем уже снегу, были следы больших,
страшных когтей. Это могли быть когти зверя, могли быть когти и крупной
хищной птицы. А больше ничего не оставил убийца: ни пера, ни шерстинки
своей.
- Я боюсь, - сказала Зинька Зинзиверу. - Ох, как я боюсь! Давай
улетим скорей из лесу, от этого ужасного разбойника-невидимки.
Они полетели на реку. Там были старые дуплистые ивы-ракиты, где они
могли найти себе приют.
- Знаешь, - говорила Зинька, - тут место открытое. Если и сюда придет
страшный разбойник, он тут не может подкрасться так незаметно, как в
темном лесу. Мы его увидим издали и спрячемся от него.
И они поселились за речкой.
Осень пришла уже и на реку. Ивы-ракиты облетели, трава побурела и
поникла. Снег выпадал и таял. Речка еще бежала, но по утрам на ней был
ледок. И с каждым морозцем он рос. не было по берегам и куликов.
Оставались еще только утки. Они крякали, что осттанутся тут на всю зиму,
если река вся не покроется льдом. А снег падал и падал - и больше уж не
таял.
Только было синички зажили спокойно, вдруг опять тревога:, ночью
неизвестно куда исчезла утка, спавшая на том берегу, - на краю своей стаи.
- Это он, - говорила, дрожа, Зинька. - Это невидимка. Он всюду: и в
лесу, и в поле, и здесь, на реке.
- Невидимок не бывает, - говорил Зинзивер. - Я выслежу его, вот
постой!
И он целыми днями вертелся среди голых веток на верхушках старых
ив-ракит: высматривал с вышки таинственного врага. Но так ничего и не
заметил подозрительного.
И вот вдруг - в последний день месяца - стала река. Лед разом покрыл
ее - и больше уж не растаял.
Утки улетели еще ночью.
Тут Зиньке удалось наконец уговорить Зинзивера покинуть речку: ведь
теперь враг мог легко перейти к ним по льду. И все равно Зиньке надо было
в город: узнать у Старого Воробья, как называется новый месяц.
ДЕКАБРЬ
Полетели синички в город.
И никто, даже Старый Воробей, не мог им объяснить, кто этот невидимый страшный разбойник, от которого нет спасенья ни днем, ни чночью, ни большим, ни маленьким.
- Но успокойтесь, - сказал Старый Воробей. - Здесь, в городе, никакой невидимка не страшен: если даже он посмеет явиться сюда, люди сейчас же застрелят его. Оставайтесь жить с нами в городе. Вот уже начался месяц декабрь - хвостик года. Пришла зима. И в поле, и на речке, и в лесу теперь голодно и страшно. А у людей всегда найдется для нас, мелких пташек, и приют и еда.
Конечно, Зинька с радостью согласилась поселиться в городе и уговорила Зинзивера. Сперва он, правда, не соглашался, хорохорился, кричал:
- Пинь-пинь-черр! Никого не боюсь! Разыщу невидимку!
Но Зинька ему сказала:
- Не в том дело, а вот в чем: скоро будет Новый год. Солнышко опять начнет выглядывать, все будут радоваться ему. А спеть ему первую весеннюю песенку тут, в городе, никто не сможет: воробьи умеют только чирикать, вороны только каркают, а галки - галдят. В прошлом году первую весеннюю песенку солнцу спела тут я. А теперь ее должен спеть ты.
Зинзивер как крикнет:
- Пинь-пинь-черр! Ты права. Это я могу. Голос у меня сильный, звонкий, - на весь нгород хватит. Остаемся тут!
Стали они искать себе помещение. Но это оказалось очень трудно.
В городе не то что в лесу: тут и зимой все дупла, скворешни, гнезда, даже щели за окнами и под крышами заняты. В том воробьином гнездышке за
оконницей, где встретила елку Зинька в прошлом году, теперь жило целое семейство молодых воробьев.
Но и тут Зиньке помог Старый Воробей. Он сказал ей:
- Слетайте-ка вон в тот домик, вон - с красной крышей и садиком. Там я видел девочку, которая все что-то ковыряла долотом в полене. Уж не готовит ли она вам - синичкам - хорошенькую дуплянку?
Зинька и Зинзивер сейчас же полетели к домику с красной крышей. И кого же они первым делом увидели в саду, на дереве? Того страшного бородатого охотника, который чуть насмерть не застрелил Зинзивера.
Охотник одной рукой прижимал дуплянку к дереву, а в другой держал молоток и гвозди. Он наклонился вниз и крикнул:
- Так, что ли?
И снизу, с земли, ему ответила тоненьким голоском Манюня:
- Так, хорошо!
И бородатый охотник большими гвоздями крепко прибил дуплянку к стволу, а потом слез с дерева.
Зинька и Зинзивер сейчас же заглянули в дуплянку и решили, что лучшей квартиры они никогда и не видели: Манюня выдолбила в полене уютное угубокое дуплишко и даже положила в него мягкого, теплого пера, пуха и шерсти.
Месяц пролетел незаметно; никто не беспокоил тут синичек, а Манюня каждое утро приносила им еду на столик, нарочно приделанный к ветке.
А под самый Новый год случилось еще одно - последнее в этом году - важное событие: Манюнин отец, который иногда уезжал за город на охоту, привез невиданную птицу, посмотреть на которую сбежались все соседи.
Это была большущая белоснежная сова, - до того белоснежная, что когда охотник бросил ее на снег, сову только с большим трудом можно было разглядеть.
- Это злая зимняя гостья у нас, - объяснял отец Манюне и соседям: - полярная сова. Она одинаково хорошо видит и днем и ночью. И от ее когтей нет спасенья ни мыши, ни куропатке, ни зайцу на земле, ни белке на дереве. Летает она совсем бесшумно, а как ее трудно заметить, когда кругом снег, сами видите.
Конечно, ни Зинька, ни Зинзивер ни слова не поняли из объяснения бородатого охотника. Но оба они отлично поняли, кого убил охотник. И Зинзивер так громко крикнул: "Пинь-пинь-черр! Невидимка!" - что сейчас же со всех крыш и дворов слетелись все городские воробьи, вороны, галки - посмотреть на чудовище.
А вечером у Манюни была елка, дети кричали и топали, но синички нисколько на них за это не сердились. Теперь они знали, что с елкой, украшенной огнями, снегом и игрушками, приходит Новый год, а с Новым годом возвращается к нам солнце и приносит много новых радостей.
Рекомендуем посмотреть:
Источник: Интернет-ресурсы